Глава 5

Повесть "Записная книжка пророка Иеремии" | среда, 17 апреля | 280

Мне кажется, нельзя, все же, черновик ставить, как уже законченное произведение. На какой-то главе надо приостановить публикацию и сначала дописать и доработать эту повесть. Иногда мне хочется что-то поменять, а я уже не могу, потому что тогда сломается вся начатая линия сюжета. Наверное, после следующей главы публикацию "с колес" желательно прекратить. Может, я и не прав, но куда так спешить?

Путник.

Глава 5

У любого человека есть зад, но ни у кого нет переда.  Посудите сами, разве можно сказать, что лицо человека является его передом? Другое дело, автомобиль, представитель мужского рода техники,  или автомашина — всё то же самое, но в женском варианте. У наших «колес», хотя  колесо – оно вообще среднего рода, есть и зад, и перед, и даже передок.

Не надо напоминать мне, что у женщин тоже есть передок. Если он и есть, то непременно слабоватый, а вот о том, что у какой-то дамы имеется мощный передок, я ничего ни от кого никогда не слышал.

Короче, с передом у человека проблемы, а с задом — никаких.

Однажды мой приятель рассказывает мне об аварии: «Я ему въехал прямо в зад». Спрашиваю его: «Водиле?». Он прекратил рассказывать и задумался. Потом переформулировал свою мысль и продолжил: «До водилы  не достал, а ей — прямо между двух сидений». После этого вновь подумал и начал описывать ситуацию еще запутаннее: «Мой двигатель ей весь зад почти до передка промял».

Естественно, что я с улыбкой начал интересоваться: «Ты о машине говоришь или о ком-то в салоне?». Вот тогда приятель понял, насколько двусмысленными бывают наши рассказы о событиях, и в эту секунду тень огорчения от пережитого накануне дорожного происшествия слетела с его лица, и стало видно, что чувства приятеля устремились в русло более приятной темы для беседы.

Если вам начнут жалобиться по поводу передка, который разнесли вдребезги, сразу поправляйте рассказчика: не вдребезги, а на мелкие брызги. У передка, мол, содержимое находится в жидком состоянии, и, на случай, вдруг, вас не поняли, покажите рукой, где у человека находится «передок».

Теперь вернемся на улицу Профсоюзную, где произошло крупное, на первый взгляд, дорожно-транспортное происшествие. Автомобиль «волга» на приличной скорости врезался в зад стоящего перед перекрестком джипа «ниссан» черного цвета. Не поцеловал, а именно врезался. Когда целуют, там ситуация имеет совсем другие последствия: родители чмокают в розовую попку своего первенца и радостно подымают его на руках, юноша прикасается усиками к девичьей «булочке» и наполняется предвкушениями, подчиненный наклонятся в подобострастии, выполняя приказ начальника, и тоже становится чем-то переполнен в своем сознании, а когда врезаются, тут не до предвкушений.

Громкий хлопок, звон разбитого стекла и затем тишина, не предвещающая ничего хорошего.

Водители всех машин, которые были в это время поблизости, притормозили, некоторые даже остановились, но сразу после хлопка еще никто не подошел к месту аварии. У черного «ниссана» начали открываться передние двери, затем из него медленно  вышли  и встали около машины два парня. Они пошатывались и явно не могли сообразить, а что делать дальше и куда надо смотреть. Парни озирались по сторонам и выглядели, прямо скажем,  напуганными и пришибленными, каковыми они и были в эту минуту.

Знаете, какой первый громкий звук после предыдущего звона металла и стекла раздался на дороге отчетливо, и который запомнили все свидетели аварии? Блеяние барана. Звук настолько неожиданный, как если бы около двух разбитых машин кто-то начал дудеть сигнал побудки в пионерский горн.

Послышались голоса подбегающих сотрудников ОМОНа, машина которых остановилась неподалеку, захлопали двери других машин — секунды оцепенения закончились, и началась скопление людей, как тех, кто стремится быстро помочь пострадавшим, если такие имеются, так и просто любопытствующих: что там, кто там, кого там?

Баран лежал на капоте «волги», а его за шерсть держали две руки из салона. Рядом с бараном торчала голова человека, который, казалось, высунулся в проем через разбитое лобовое стекло, чтобы осмотреться.

- Цел? – спросил его омоновец, подбежавший первым.

Голова посмотрела на него, ничего не ответила, но и не застонала. Омоновец увидел через «окно», что в салоне полно людей, нужно быстро открывать двери и доставать их всех оттуда.

Но вначале ему захотелось убрать барана с капота, который вновь заблеял и уже гораздо громче, чем первый раз. Он потянул его к себе, но две руки из салона не отпускали шерсть.

Надо отдать должное служивому человеку, который, видимо, не терял рассудок в любой ситуации: он достал нож и отрезал оба клока шерсти, которые сжимали кулаки пассажира на переднем сидении. Более того, разрезал веревку, которой были перевязаны ноги барана.

И что вы думаете, этот баран вскочил на ноги и этакой трусцой застучал копытцами по обочине, рассыпая свои «горошины», как будто для него самое привычное дело — гулять после лобового столкновения, если ноги свободны от уз.

Все-таки отлично устроена  у них голова, у баранов. С такой головой биться о стену — одно удовольствие.

Вывели из «волги» остальных. Каждого спрашивают, ты как? И все молчат. Осмотрели: кровь не льется ни у кого, рваных ран нет. Царапины, ссадины, пара синяков под глазами и, вроде, действительно все целы и здоровы.

Один за ногу держится, то ли вывернул, то ли ушиб. Да еще один, у которого голова наружу торчала, весь мокрый оказался. Дело понятное: страху натерпелся, но  душок от него шел не совсем естественного аромата. Оказалось, он весь самогоном облит. Когда разбитую трехлитровую банку в салоне увидели, свидетели происшествия поняли: ребята разжились первачком.  Грохнулась стеклянная банка о держатель зеркала заднего вида, и первачок окатил этого, что на капоте, как из ведра.

То-то  все из «волги» молчат: они, наверное, самопалом укаченные еще до столкновения были.

Те двое, что у «ниссана» стояли, тоже разговорчивостью не отличались. Подошли и смотрят на всех, как будто по-русски ни слова не понимают, да еще и туги на ухо. А когда скорая подъехала, они вдруг оживились, переглянулись и сами своим ходом туда – прыг. А уж в скорой за бока схватились, стонать начали, мол, ребра, шея, позвоночник — всё у них сломано и раздроблено, но повреждения подкожные  и наружному диагностированию не подлежат.

- Говорить можете? — спросила их женщина врач. Закивали головой,  переглянулись и дружно застонали.

Что могла подумать о характере их травм врач?

То ли у них болевой шок, то ли внутреннее кровоизлияние, однако сознание не теряют и не похоже, чтобы они собирались его потерять. Врач все же дала команду водителю: «Поехали!».  И скорая помчалась в сторону областной больницы, которую тюменцы по привычке называют «второй городской».

Если больница тридцать лет имела на своем фасаде номер два и называлась городской, тут хоть десять раз  проведи реорганизацию и оптимизацию, хоть сто раз отчитайся, что управленческая структура реформирована и модернизирована, хоть каждый год меняй вывеску на фасаде вместе с сайдингом на стенах и ребрендингом на бумагах, в народной памяти эта больница навсегда останется второй городской.  

Самая крупная, самая шумная, самая многолюдная.

Вот уж куда не зарастет народная тропа, так это — во «вторую». В настоящие «областные», то есть, в те, что  поновее и расположены в загородном лесочке, не каждому дано попасть, тем более, на скорой.

Как только желтая карета подкатила к приемному отделению второй городской, ребята перестали стонать и выскочили из машины самостоятельно. Они тут же обогнули ее кузов и довольно быстро пошли совершенно не в том направлении, где находился вход в больницу. Врач даже не успела сказать им, что надо пройти осмотр и заполнить анкету на вызов скорой.

- Думал, всё, палево, попали мы с тобой, братан, — сказал тот, что сегодня в обед увидел «негра» в синем пальто, читающего буквы про «лучший город».

- Жалко, ствол потеряли, — ответил ему второй «переломанный», который синему «негру» желал  счастья на  английском языке.

- Да хрен с ним. Сейчас разбегаемся и сваливаем из города. Один раз сегодня подфартило, второго раза не будет.

- Шмалять то будем? — спросил тот, что помнит пару английских фраз.

- По окошку над балконом долбанутого журналиста? — товарищ  вспомнил планы на сегодняшний вечер.

- Хотели же третий раз, одно стекло так и осталось целое.

- Да пошел он….вместе со своими окнами. И нечем сегодня, и не на чем.

- Согласен.

Парни пожали друг другу руки, и действительно «разбежались» в совершенно разные стороны: знающий английский язык пешочком пробирался на запад в частный сектор за монастырем, не знающий английского — на восток, в сторону Антипино.

Вы меня спросите, как эти двое оказались в черном «ниссане», ведь еще в обед они раскатывали по центру города на обычной «пятнашке»? Я вам отвечу: очень просто. Они отлавливали  на подходах к городской управе одного смуглого человека, но не того, который в рыжей чалме нарисовался на улице Первомайской, а другого и, можно сказать, самого обычного и рядового тюменского темнокожего строителя по имени Тахир.

И вот пока машина ГИБДД едет к месту столкновения «волги» и «ниссана», я вам коротенько расскажу про хорошего тюменского строителя Тахира, узбека по национальности.

Строителем он стал в Тюмени, а до этого был просто юристом в Омске. Специализировался на арбитражном судопроизводстве и вполне себе хорошо зарабатывал: «подымал» за год в рублях тысяч семьсот. В молодости он мечтал быть преподавателем омского университета и написать монографию, но когда увидел в документах по одному из дел, сколько «подымают» тюменские строители, решил сменить профессию и место жительства. Зарегистрировал по новому месту прописки фирму с приличным названием «Тюменьстройтехногрупп» и обратился к известным ему тюменцам с предложением честно вести дела и отдавать всё заработанное без восточных хитростей.

 В первый год оставил себе столько, сколько ему предложили: двести тысяч. Во второй год сделал точно также, но предложили ему чуть больше — уже триста тысяч. А на третий год его фирма выиграла конкурс на капитальный ремонт двух многоквартирных домов и одного дворца культуры.

То, что в фирме числился только один работник, он сам, — это великое преимущество. Когда в фирме нет никого, кроме генерального директора, эта фирма на ниве тюменского строительства может добиться впечатляющих результатов. Тахир — честный человек и хороший организатор, что еще нужно для успешного и своевременного ввода объектов в строй?

Он все делал правильно и честно. Ему приносили деньги и говорили, кому их надо отдать до конкурса. Он честно отдавал. После конкурса снимал со счета столько, сколько говорили, и опять честно отдавал. И когда оформляли акт о выполненных работах, он поступал честно, и когда этот акт все подписали, Тахир вновь и вновь держал слово.

Субподрядчиков у него было — три десятка, и никого он не обманул. Ему сказали, что он может рассчитывать на два миллиона по итогам прошлого года, и Тахир видел, что его тоже никто не собирается обмануть.

Понятное дело, что стройка есть стройка. С марта по декабрь ни поспать, ни телефон отключить. Но если ты узбек и хочешь подняться в лучшем городе земли, ты должен семь лет быть честным и потом еще семь — почти честным. Тахир набрался терпения и был готов неукоснительно соблюдать правила и законы города.

У честных строителей Тюмени бывают иногда неожиданные неприятности: это когда им говорят, что обещанные два миллиона они обязательно получат, но чуть позже, в следующем году. И сообщили это ему как раз тогда, когда он купил этот самый джип «ниссан». До этого он ездил на двадцатилетней «пятерке» и мог еще пару лет на ней мотаться по городу, но ведь все складывалось так хорошо, что уже можно было пересесть  на машину, более подходящую для человека, именуемого генеральным директором.

Буквально вчера, 21 марта, начинался новый день его судьбы — Навруз. Земляки чуть не сутки варили сумуляк из проросших зерен пшеницы, на дно котла положили 21 камушек, и один из них попал именно в его чашу — это же знак от Бога: загадывай любое желание, и оно исполнится для счастливчика. Он не хотел гневить Бога и загадал всего пять объектов в службе заказчика городской управы. Одна школа, три жилых дома и один подростковый клуб. Везде — капитальный ремонт, сети, фасады. Бог в департаменте коммунального хозяйства даже пообещал предоплату сделать не в августе, а уже в мае. И тут — бам, кому-то на городских небесах срочно понадобился миллион. А кто в городе безотказный? Только узбек Тахир.

Заехал он сегодня вечером за барашком, из которого полагалось в эту ночь сварить для всех его темнокожих друзей вкуснейшую халису, и покатил к управе  на встречу в 20 часов вечера излагать  градостроительному богу еще одну праздничную просьбу: дайте две недели, чтобы успеть продать «ниссан» хотя бы тысяч на сто дороже, чем вот прямо сейчас тому, кому скажут. Но до управы так и не доехал. Два парня из окна  «пятнадцатой» махнули ему припарковаться у Цветного бульвара. Остановился, не успел двигатель заглушить, сами подошли: «Тахир, всё решено, вылезай, меняемся ключами. Поездишь пока на нашей, а мы перегоним твою».

Сели, пакет в салон бросили, с визгом стартанули, на перекресток, направо к цирку, и увидел он свой новенький джип в последний раз, когда он мелькнул черным боком между двумя автобусами.

Подошел Тахир к их «пятнашке», а она ему после джипа показалась  маленькой, как детская игрушка. «Как  я в ней барана повезу? — подумал Тахир и вспомнил, что баран то уехал на самотканом пологе в багажнике джипа вместе с персидским ковром, на котором он должен был восседать этой ночью в кругу родственников и друзей. Вот тебе и праздник обновления…

Тахир пнул чертову обнову на четырех колесиках, закрыл ее и пошел пешком через бульвар. Многие смуглые лица улыбались ему и поздравляли его на узбекском языке, желая процветания его семье и его дому. Он тоже пытался улыбаться, и даже останавливался на секунду, чтобы сказать слова ободрения и надежды в ответ, но потом свернул с бульвара, чтобы не видеть  ни одного земляка.

Праздник весны на сегодня для него закончился. Через пару часов, когда ему позвонят и спросят, является ли он хозяином автомобиля с регистрационным номером таким-то, находящимся в разбитом состоянии на штрафной платной автостоянке, ему вообще захочется сейчас же, немедленно, на самолете или поезде,  улететь и умчаться туда, где  цветут сады, где отец и мать, где два брата и три сестренки, где бабушка и прабабушка, где уже тепло и солнечно, как в детстве.

Вернемся к месту аварии, где  появились «гайцы» со своим неизменным инструментом познания сути всего происходящего на дорогах города — рулеткой.

Движение по улице Профсоюзной в заречной части города уже возобновилось в полном объеме. После восьми вечера объехать поцеловавшуюся парочку  автомобилей на четырех полосах этого участка дороги  не составляет труда.

Участники ДТП понемногу оклемались и пошарили по карманам в поисках мобильников. Водитель «волги» отзвонился всем: брату, начальнику по службе, начальнику тюменского ОМОНа, супруге и еще кому-то, кого просил взять машину на буксир и оттарабанить ее к его частному дому на Мысу — то есть, километра два, не больше.

«Мокрый», а вы догадались, надеюсь, что в самогоне  искупался не кто иной, как тюменский градоуправ, мобильника в карманах не обнаружил. Другой пассажир, тот, что был выше всех с длинными руками и  прилипшей к ним шерстью, тоже знаете — это глава города, мобильник  нашел, но не весь, а только нижнюю часть панели. Верхняя куда-то скользнула во время удара и пропала среди прочих хохоряшек, валяющихся под ногами.

Тем не менее,  глава города потыкал кнопки в надежде, что телефон как-нибудь сможет работать и в неполном своем составе. Но мобильник — не трудовой коллектив городской Думы, где на заседании может отсутствовать половина депутатского корпуса, однако сессия пройдет в обычном  режиме,  и необходимые документы будут успешно одобрены, проголосованы и приняты. Одним словом, в его мобильном аппарате не было кворума, и сеанс связи прошел неудачно.

Хуже всего положение было у третьего пассажира, коим являлся губернатор. Нога у него болела с каждой минутой все сильнее, и чем больше протекало минут, тем сильнее он прихрамывал.  С его мобильником ничего не случилось, он исправно светился и приятно пикал при самом легком прикосновении к экрану, но никаких сигналов никуда не посылал, и ниоткуда не принимал.

Когда гаишник наклонился с рулеткой к колесу «волги» и заглянул под ее днище, он в этом положении остался надолго, что-то разглядывая внизу. Потом выпрямился, отозвал в сторонку водителя и спросил его:

- Степаныч, ружьишко твоё?

- Какое ружьишко? — искренне удивился водитель.

- За колесом лежит, пятизарядный дробовик, калибр, кажется, двенадцатый.

- Толик, я с собой гладкоствол не вожу, мне табельного хватает. Клянусь, ты же меня знаешь.

- А чье тогда?

- Да хмыри эти, наверное, в салон, суки, сели, под куртку спрятав.

Беседующие пригласили к себе омоновца, который барана на свободу выпускал. Омоновец посоветовал вызвать экипаж патрульно-постовой службы и пообещал до приезда экипажа присмотреть за «хмырями».

- А где те двое, что в «ниссане» были? — спросил омоновец у водителя.

- Их на скорой отправили, — напомнил ему водитель.

- Точно. Ладно, берите пока этих, а потом, если что, слетайте в больницу, — омоновец уже не сомневался, что просто так пятизарядный «ижак» под машиной не окажется. Кто-то  сегодня прихватил ствол с собой не для того, чтобы на зорьке уток пострелять, которые, кстати, еще не прилетели.

- У той парочки в больнице документы сразу пробейте, — дал еще один совет опытный служивый, — баран был их, ствол, скорее всего, тоже.

Затем омоновец, гаишник и водитель «волги» приблизились к троице пассажиров.

- Ребята, - обратился к ним омоновец,  как старший по званию в числе сотрудников полиции, — вы сами то откуда?

- Мы сейчас покажем наши документы, — обрадовался вопросу градоуправ  и обратился к своим товарищам, — Володя, доставай. Дима, ты тоже.

Достали и протянули офицеру ОМОНа. Он сделал несколько шагов к машине гаишников и в свете ее фар внимательно посмотрел предъявленные удостоверения. Вернулся, вгляделся в каждое лицо. Лица у трех товарищей были страдальчески-жалкие. У высокого – грязное и в овечьей шерсти, у низенького крепыша — искривленное от боли в ноге, у худенького -  будто по нему рашпилем пару раз прошлись.

- Ребята, я вас не спрашиваю, кто вы по профессии. Живете где? Работаете где?

- Как где? – возмутился крепыш, — товарищ капитан, вам что-то не ясно в моем удостоверении?

- В твоем удостоверении, мужик, написано, что ты монтажник-высотник шестого разряда. А я тебя в третий раз спрашиваю, ты где живешь и где работаешь?

- Саша, они совсем что ли охренели? — посмотрел губернатор на градоуправа. Тот понял с полуслова, что пора вступиться и вообще переводить разговор совсем в другую плоскость:

- Товарищ капитан, я вам официально заявляю, вы разговариваете с губернатором Тюменской области, мэром Тюмени и главой города, — сказал градоуправ офицеру полиции. – Водитель «волги» — преступник, который вчера сбил на дороге мою жену и скрылся с места происшествия. А сегодня по его вине два человека  попали в больницу.

- Ты просохни сначала, а потом мне официально заявляй, — ответил мэру омоновец. — Ты у нас кто, ты у нас газорезчик, разряд пятый. Живешь по какому адресу, чудило проспиртованное?

Тут в разговор вмешался водитель «волги». Он схвалит градоуправа за мокрый воротник его куртки и заорал на всю улицу:

- Пьянь драная, ты что несешь, кого я сбил, ты о мою машину все мозги свои размазал, да?

К сказанному водитель добавил десятка два непечатных выражений, среди которых литературными  были только слова алкаш и  погань.

Подкатил патрульный уазик. Омоновец кратко доложил командиру экипажа ситуацию: три гражданина без документов с удостоверениями по рабочим профессиям голосовали на дороге, их подобрал возвращающийся с дежурства коллега по службе. Произошло ДТП, обнаружен ствол, надо этих троих обыскать и увезти в отдел. Еще двоих  на скорой увезли во вторую городскую. Ствол пока еще никто, кроме гаишника, не видел. Находить ствол или не находить, решайте сами. Он ,лично, со своими ребятами  - уезжает.

И омоновец негромко сказал своим: «К машине». Ребятам надоело уже торчать на дороге, они моментально загрузились и уехали.

Совещание руководителей силовых структур низового звена было кратковременным.

- Что, Толик, я загляну с пакетом под машину на пару секунд? — спросил водитель сотрудника ГИБДД.

- Давай, - ответил гаишник, — и потом к обочине тарантас прижми. Я сейчас схему и протокол составлю. Опасное маневрирование впереди идущего транспортного средства, я помню.

- Спасибо, Толик. За мной — сам понимаешь. Мой напарник  уже на «батоне» сюда едет. На аркан и вперед.

- Тогда я этих заберу к себе, а через пару часов выпнем их к херам собачьим, — сказал коллегам командир экипажа, и служивые люди  приступили к выполнению своих обязанностей.

Трех товарищей вежливо, но в присутствии двух автоматов на ремнях, попросили пройти в патрульный уазик. И они не отказались от предложения. Давненько губернатор, мэр и глава города не ездили вместе на уазике с такой охраной и с таким «ведерком» на крыше государственного автомобиля. До улицы Горького, где располагается ОВД номер 4 Центрального административного округа Тюмени, домчались мгновенно.  Гораздо дольше подымались на крыльцо, потому что губернатор с трудом передвигал раненную ногу.

Автоматчики их не торопили: вся ночь впереди, полицейские еще успеют набегаться и наездиться по десяткам ночных  вызовов.

Командир экипажа передал начальнику дежурной смены три удостоверения задержанных, о чем-то с ним поговорил за стеклянным окном с огромной решеткой во всю ширину окна с крошечной дырочкой в форме полумесяца и стареньким микрофоном  для переговоров с посетителями, Потом командир с начальником дружески над чем-то посмеялись, и в холле дежурки щелкнул электронный замок двери во внутренние помещения отдела.

Автоматчики пошли курить на высокое уличное крыльцо здания ОВД, а три товарища в сопровождении полицейского проследовали по коридору направо и остановились по его приказу перед клеткой, у которой вместо двери была решетка от пола до потолка, сваренная из прутьев железной арматуры.

В зоопарках за такой решеткой обычно бродит крупный зверь, тигр или медведь, обезумевший от безделья и отсутствия естественной среды обитания. В этой клетке тихо сидели рядом два таджика. Новым «хищникам» открыли входную калиточку, пощупали у каждого под мышками, на поясе и между ног, впустили внутрь, и калиточку закрыли за их спиной.

- Их откуда привезли, с подпольного самогонного завода? — спросил полицейский в коридоре у старшего дежурного, — они  весь коридор уже сивухой провоняли.

- Работяги. Наверное, на стройке с утра до вечера брагу перегоняют, пока делать нечего, - поделился своими мыслями начальник с подчиненным.

- А что за работяги, сантехник среди них есть? — спросил младший полицейский.

- Смотрел уже, строители они. Монтажник, газорезчик и стропальщик.

- А что, монтажник не сможет очко к полу прикрепить, что ли? На вчерашней смене опять какой-то пидор на очко в ботинках залез и свернул унитаз.

- Знаю, но эти ненадолго. Попросили раскидать их по городу через пару часов.

- Понял, придется за таджиками наряд послать. Те, что привезли, ничего делать не умеют, только землю копать.

Полицейские закончили диалог и отправились в дежурку, за толстым стеклом которой никому лишнему ничего лишнего не слышно.

Если бы три товарища имели побольше простого житейского опыта, они бы сидели тихо, ничего не требовали и никому не пробовали что-то объяснять про Конституцию. Но в том-то и состоит ошибка всех, кто первый раз в жизни попадает в обезьянник. И ошибка эта заключается в попытке вспомнить какие-то конституционные права, о которых все как бы слышали, но мало кто знает, в чем они, собственно, заключаются.

- Слушай, Володя, а разве нас могут вот так взять и посадить в тюремную камеру? — спросил мэр у губернатора.

- Могут, раз посадили, — ответил губернатор, который хотя и был очень молодым губернатором, но все же успел в своей жизни поработать простым водителем, в отличие от мэра, который кроме банковской сферы других сфер трудовой деятельности познать еще не успел.

- Не могут, - твердо заявил глава города, который  сидел на деревянном настиле рядом с таджиками, - посадить не могут, а задержать на двое суток — имеют право.

- На двое суток? Да у меня супруга болеет, она и так меня потеряла. Черт, черт, черт…По какому закону не могут? — заинтересовался градоуправ этой частью ответа друга юриста.

- Закона не помню, но по Конституции не могут, а это и есть закон, — говорил глава города, который помнил десятки всяких решений городской думы, но никак не мог вспомнить нужную в данный момент конкретную строчку из Конституции. И ноута под рукой нет, и вообще ничего нет, даже телефона.

- Ну, скажи, как звучит эта статья в Конституции, — не унимался градоуправ. Он явно что-то задумал, а для осуществления задуманного ему не хватало правильной словесной формулировки предстоящего выступления перед офицерами полиции. Секретаря нет, помощника нет, кого еще спрашивать, не к таджикам же обращаться.

- Что-то типа: в Российской Федерации  гарантируются права и свободы  гражданина согласно  принципам и нормам международного права и в соответствии с  Конституцией. Права и свободы человека неотчуждаемы и принадлежат каждому от рождения. Каждый имеет право на свободу и личную неприкосновенность, — весьма точно передал Дмитрий общий смысл второй статьи Конституции. Не зря его в банке считали хорошим юристом.

- Дима, ты нас выручил, — радовался градоуправ, — а как звучит статья в законе о праве на телефонный звонок?

- Не помню, я же не адвокат и по тюрьмам не бегал.

Дмитрий стал помогать губернатору лечь на пол так, чтобы нога лежала вдоль доски. Он попросил Владимира показать, где именно она болит. Чуть ниже колена.

- Там, где у тебя был зимой перелом на лыжной прогулке?

- Да.

- Надо бы посмотреть, начала ли нога опухать. Можешь штанину подтянуть?

- Да разорви ты ее, — попросил губернатор.

Когда нога вытянулась, штанину удалось поднять выше колена. Дмитрий увидел покраснение и опухоль. Он чуть прикоснулся к коже, и губернатор сразу  же застонал.

 Один из таджиков замахал рукой и стал повторять одно слово: «Нэ. нэ, нэ…». Он дал знак губернатору повернуться на полу по-другому и согнуть ногу в колене. Потом одной рукой прижал колено к полу, а второй провел ладошкой от колена к пятке. И опять стал повторять одну фразу: «Делать так да, так да делать…».  Таджик поднял руки и показал Дмитрию, что будто бы ломает  прутик или палку.

- Перелом? – спросил Дмитрий таджика и повторил руками его движения.

- Нэ, - замотал таджик головой в знак отрицания перелома. Встал и сделал вид, что подпрыгивает на одной ноге, — так делать нэ…

- Нельзя наступать на эту ногу? — догадался Дмитрий.

Таджик закивал головой: «Да, да, да».

Возможно, таджик плохо разбирался в сантехнике, но в травматологии он  что-то смыслил.

Поза, в которой лежал губернатор,  была весьма фривольная: почти на спине с раздвинутыми и согнутыми в коленях ногами, но боль сразу стихла, и губернатор, можно сказать, блаженствовал. Он глубоко вздохнул и сказал: «Дима, мне стало легче. Скажи ему спасибо». Дмитрий снял с себя куртку, подложил ее под голову губернатора, повернулся к таджику и выполнил просьбу: «Спасибо!». Таджик улыбнулся: «Так, да. Спасибо».

Пришло время действовать мэру. Он подошел к решетке и громко крикнул в коридор: «Товарищи офицеры, подойдите сюда!». Эту фразу градоуправ повторил во второй раз и в третий. В коридоре никто не появлялся. Тогда мэр закричал, что офицеры нарушают Конституцию, что права и свободы неотчуждаемы, что каждый от рождения имеет личную неприкосновенность и все такое в этом духе. Короче, погнал  пургу.

После этого он стал трясти железную решетку и говорить о праве на звонок. Затем мэр пинал по решетке и обещал потребовать от генерала управления министерства внутренних дел  по Тюменской области завтра же провести служебную проверку и уволить каждого, кто будет признан виновным в неисполнении, халатности и превышении.

В завершение своего выступления тихий по характеру и интеллигентный по воспитанию мэр заорал каким-то не своим, хриплым и страшным голосом: «Вы суки ……!». Слово, которое он добавил, совершенно нельзя напечатать буквами даже в интернете.

Вот после этого в коридоре началось движение, и послышались шаги сразу шестерых ботинок.

То, что дальше происходило в камере, вы и без меня знаете. Бутылок из под шампанского в камеру не заносили, швабру тоже, да и «слоников»  всяких со скотчем и электрогенератором тащить в обезьянник никто не стал, но в грудину получили все, включая двух таджиков. К сожалению, мимо губернатора тоже не прошли. «А ты что, загорать сюда приехал? – крикнул «офицер» в звании сержанта и пнул ботинком губернатора в колено. Тот не успел даже сматериться, как потерял сознание от адской боли.

На полтора часа в камере установилась тишина, нарушаемая лишь изредка горьким вздохом кого-то из  сидельцев да чуть слышным  стоном лежащего губернатора.

Примерно в одиннадцать вечера в коридоре за решеткой опять послышались шаги.

- Потапычи, вы домой то собираетесь? — спросил подошедший начальник дежурной смены.

В камере все поглядели друг на друга, не поняв, к кому обращается офицер полиции. Тот, не дождавшись ответа, открыл замок калитки, вошел внутрь и задал новый вопрос, развернув первое удостоверение: «Потапов Потап Потапович, монтажник-высотник – это кто?». Он сличил фотографию на удостоверении с пятью удивленными лицами в камере и сам ответил на свой вопрос: «Это вы, забирайте».

Губернатор получил свое удостоверение обратно. Затем было зачитано следующее имя: «Потапов Рафаэль Потапович, газорезчик, это — вы. Забирайте». В руках мэра города появилось его удостоверение, но другого цвета: у губернатора было синее, у мэра – белое.

- И Потапов Арон Потапович, стропальщик, берите, — дежурный  протянул  красноватую картонку главе города, — давайте, мужики, на выход и по домам.

- Он не сможет идти, — сказал глава города дежурному офицеру, показав на губернатора, даже не пытавшегося сесть, чтобы не расшевелить травмированную ногу.

- А мы вас развезем, мужики. Подымайте брата  и — за мной. Карета подана, стоит прямо у крыльца.

Офицер не обманул руководителей города и области. У крыльца их ждала машина скорой помощи, два знакомых им полицейских с автоматами и тот же самый патрульный уазик, что и доставил их в отдел.

Первого подбросили губернатора — в «травму» второй городской больницы. С ним там обошлись вполне по-человечески. Сделали снимок, диагностировали повторный перелом верхней части голени, наложили гипс, подняли в инвалидном кресле на верхний этаж и положили на коридор, так как свободной койки для «монтажника» в палатах уже не было.

Молодая женщина, которая представилась ему дежурным врачом отделения, согласилась даже дать ему свой мобильник для звонка домой. Он так намучился за вечер, что попросил родных до утра не беспокоиться и пока привезти ему только чего-нибудь поесть. Через двадцать минут сын уже был рядом с ним. Отец выглядел ужасно, и сын не только накормил его, но и обтер лицо и шею от уличной грязи.

Сын не утерпел и сообщил дежурному врачу, что его папа — губернатор области, а не монтажник Потапов. «Если бы он был губернатором, я бы ему ни за что  свой мобильник не дала для звонка», - усмехнулась добрая молодая женщина. «Почему?» — поразился ответу врача  сын губернатора. Но женщина не стала отвечать, просто еще раз подошла к больному, всмотрелась в его лицо, оглядела еще раз, как наложен гипс и попросила больного не шевелить ногой. Обезболивающее ему сейчас поставят.

Она не поверила молодому пареньку, шепнувшего ей что-то про губернатора. Вип-персоны в таком виде визиты в больницу не совершают. Появись тут губернатор,  сейчас бы здесь был такой парад, как на празднике 9 мая: с воздушными шариками, цветами и транспарантами в руках заместителей главного врача.

Но если бы и поверила,  что перед ней лежит в беспомощном состоянии настоящий губернатор, все равно, наверное, пожалела бы, что разрешила ему позвонить со своего телефона. Эта женщина три раза вместе с тетей, Любовь Михайловны Кочетовой,  писала письма губернатору, когда мошенники отняли у них дачный участок. И ни разу ни от губернатора, ни от кого-либо еще в городе, области и стране они помощи не дождались.  

А какие письма она писала ответственным государственным служащим, сколько сердца и души в них вкладывала, сколько надежд испытывала в минуты, когда относила и отправляла свои искренние и правдивые послания, ожидая,  что на крик обиженной и обокраденной женщины, работающей врачом, воспитывающей одна своего пятилетнего сынишку, обязательно откликнутся губернатор, министры и президент.

Увы, никто не спас угнетенного, не защитил сироту,  не вступился за вдову. И князья наши оказались сообщниками законопреступников и воров.

Вторым «подкинули до дома» главу города. Автоматчики сказали: выходи, и он вышел, а уазик тут же умчался, освещая фарами какие-то коттеджи. И хотя он хорошо знал город, но в темноте ночи никак не мог понять, где оказался. Точно — не на Мысу, не  в Нахаловке, ни у Дома Обороны и даже ни в районе Дока Красный Октябрь.

Он бродил между коттеджами, читал названия улиц, но ни одна знакомая  не попалось ему в свете фонарей, которых он тут увидел всего три на весь огромный поселок. Потом на его пути попалась какая-то пьяная компания, ему порвали куртку и разбили нос. В конце концов, замерзнув до лихорадки тела и стука зубов, он забрел в подъезд ближайшей  пятиэтажки с распахнутыми настежь дверями подъезда, доплелся до пятого этажа и лег на круглый коврик перед чьей-то квартирой.

Утром его разбудила старушка, пытавшаяся открыть дверь своей квартиры. Он встал с коврика и сказал ей: «Извините меня, пожалуйста, я заблудился». Старушка глянула на его измученное лицо и спросила: «А живешь то где?».  Он ответил, что в самом центре, ему бы только позвонить, и за ним сразу бы приехали.

Вы не поверите, но старушка ответила: «Так зайди и позвони». Он зашел к ней в квартиру, позвонил, старушка назвала адрес, где стоит эта пятиэтажка, за ним помчались, он вышел из бабушкиной квартиры, еще раз извинился и остался стоять в подъезде, поджидая своего водителя. И когда бабушка прошла внизу по двору и скрылась из виду, он только тогда осознал, какое у нее чуткое и доброе сердце. «Я её найду и обязательно привезу ей подарок», — решил глава города.

Он много раз слышал и много раз сам произносил речи о величии старшего поколения страны, но в чем состоит это величие, почувствовал по-настоящему, до спазма в горле, до слезы, которая выкатывается вдруг из глаз, ощутил стоя у грязного окна обшарпанной хрущевки,  здесь, у черта на куличках его родного города.

Труднее всего закончился вечер у мэра города. Этот вечер для него закончился так, как будто все самое главное еще не случилось, и есть такие сюрпризы, которые вот именно на финише вечернего торжества  еще только начнут разрываться фейерверком самых ярких и неожиданных событий вокруг его закружившейся головы.

Его, как и губернатора, тоже привезли в больницу, но не во вторую. Два врача скорой попросили подняться вместе с ними на второй этаж, чтобы быстренько сделать укол от столбняка, раз на его лице есть ссадины и кровоподтеки.

Они втроем поднялись по лестнице и зашли в большую палату с двумя рядами коек. Снимите верхнюю одежду, попросили мэра. Он снял куртку. Рубашку тоже, она у вас мокрая и грязная. Он снял рубашку. Ложитесь вот сюда, показали ему на саму крайнюю кровать, стоящую пустой. Он лег. Врачи взяли его за руки, двое подошедших их коллег прижали к кровати его ноги, а пятый, в белом халате и совсем еще молодой, начал привязывать его руку к кровати.

Он молчал, потому что один раз уже сегодня накричался вдоволь.

Когда его распяли,  крепко накрепко привязав руки к поручням, которые оказались по правую и по левую сторону черного полиэтиленового матраца, врачи расстегнули ему брюки и стащили их с него вместе с трусами. «Зачем?», - задал он вслух единственный вопрос во время процедуры «прививки от столбняка». «Ты срать в штаны ,что ли, будешь?», — ответил ему  врач  скорой помощи.

Ноги, как и руки, тоже привязали каждую в отдельности по краям кровати. В завершение на грудь ему наложили широкий синий пояс и притянули грудь к матрацу. Вот он был и готов к колесованию.

Врачи скорой выпали из поля зрения, зато появилось первое женское лицо: «Мочиться будете?», - поинтересовалось женское лицо. Он ответил, что не испытывает нужду. Женщина достала какую-то гибкую тонкую трубочку, взяла его за член и стала заталкивать трубочку в член.

Он вскрикнул и стал извиваться от боли. Женщина оставалась абсолютно спокойной и делала с его членом то, что считала нужным: вводила катетер в мочевой пузырь.

Можно ли насиловать мужчину спереди? Можно, когда нужна моча на экспресс-анализ, а пациент не скоро захочет  предоставить ее для исследования.

Ввела она ему в чрево глубоко и умело, нажала ладошкой на живот, и пожалуйста, моча полилась по трубочке в баночку. Нацедила и ушла, вынув полуметровый «прибор» так же ловко, как и вводила.

Мэра накрыли простыней, и после этого над ним появилось новое женское лицо: гораздо более молодое.

- Здравствуйте, я ваш лечащий врач. Как себя чувствуете Рафаэль Потапович? – услышал он вопрос, который опять сбил его с толку. Ну почему сегодня все его называют Потаповичем?

- Я не Потапович,  — ответил он молодому женскому лицу.

- Понимаю, - сказала она и что-то записала в большой блокнот, который держала в согнутой левой руке.

- У вас что-то болит?

Он хотел ответить, что у него болит член, но отвечать про эту страдающую часть своего тела молодой женщине не стал.

- Вы знаете, где находитесь? — продолжала расспрашивать женщина.

- Нет.

- Вы помните, что с вами случилось?

- Помню, но не понимаю.

- У вас есть галлюцинации?

- Кажется, есть.

- Сколько дней вы пили?

- Я не пью.

Женщина опять черкнула что-то в блокнот.

- Вы работаете?

- Да.

- Кем?

- Главой администрации города Тюмени.

- Давно вы работаете главой администрации?

- Два года.

- Вы на работе гоните самогон?

- Самогон не мой.

- Рафаэль Потапович, какое сегодня число?

- 22 марта.

- А какой год?

- 2013.

- Вы знаете, в каком городе находитесь?

- В моем.

- А какой ваш город?

Он собирался больше на эти придурочные  вопросы не отвечать, но напоследок сказал:

- Вы и про страну будете спрашивать?.

Женщина долго шуршала ручкой в своем блокноте, затем пожелала ему быстрого выздоровления, и уже было собралась уходить, но он успел попросить ее принести ему любой мобильный телефон.

- Мобильные телефоны у нас запрещены, — пояснила лечащий врач свой категорический отказ выполнить его просьбу.

- А вы можете позвонить моей семье и сказать, где я нахожусь?

- Когда вам станет легче, и вас переведут в общие палаты, вам разрешат позвонить. Если вам что-нибудь нужно, обращайтесь к санитарам, — врач перешла к другому пациенту.

Другой пациент был дедушка лет семидесяти. Он тоже лежал голый, только что с большим желанием отлив в «утку» литра полтора мочи. Дедушке задавали почти такие же вопросы, и отвечал он примерно также: не пью, не гоню, что случилось, помню, но понять не могу.

Следующей была молоденькая девочка лет шестнадцати. Она почему-то вбежала в палату в одних трусиках, прикрывая груди руками. Не заметить ее грудей мэр не мог, потому что груди лежали поверх рук, которыми она их прикрывала.

Девочка легла на кровать, и парень в белом халате один привязывал её руки. Девочка улыбалась и вертела ладошками. Когда ей привязали руки, девочка перестала обращать внимание на свои обнаженные груди. Парень снял с нее трусики, и по очереди привязал ноги. Вот и она была готова. От вида девушки, лежащей совершенно голой прямо перед мэром с раздвинутыми и привязанными ногами, у него начало скакать сознание — это сумасшедший дом?

На девушку накинули простыню, но она продолжала крутить ладонями и стучать пальчиками ног по деревянной низкой спинке кровати, будто в голове её звучала ритмичная музыка, и она танцевала в ее такт.

Мэру поставили капельницу, вводя в вену один укол за другим. Он помнит какого-то мужика, который бился в руках санитаров, утверждая, что совершенно трезв, и грозя именем областного прокурора, который через полчаса приедет за ним в палату. Мужик этот, видимо, кого-то хотел застрелить еще до попадания в больницу, потому что врачи говорили полицейским в форме: хорошо, что они вовремя привезли товарища, у которого прямо на службе приключилась «белочка».

И еще мэр помнит юношу, который голым сидел  на его кровати, а потом спрыгнул  с неё и побежал по палате с криком: «Полночь греха и неверия наступила!».

И лишь после того, как кому-то из его соседей, кричащему во всю силу своих легких матершинные слова про докторов,  ударили «уткой»  по морде, мэр Тюмени провалился в спасительный сон. Еще бы пару часов бодрствования в отделении интенсивной терапии областной наркологической больницы на улице Новой, и мы бы нашего мэра в здравом уме не увидели больше никогда.

Утром следующего дня жизнь в палате повернулась к нему более светлыми местами своего поразительного многообразия.

(Продолжение последует)

---

---